Ольшевский Рудольф - Пирожки С Повидлом
Рудольф Ольшевский
ПИРОЖКИ С ПОВИДЛОМ
Ицкерий по фамилии Учитель всегда хотел кушать, особенно зимой.
Встретишь его, бывало, на Дерибасовской, не успеешь поздороваться, как он
говорит:
-- Ссслушай, старик, здесь за углом пи-пирожки с повидлом. Пе-первый
сорт. Не угостишь?
Иногда он забывал, что вы уже виделись, и дважды, а то и трижды
приставал со своими пирожками.
Но, если ему напоминали, густо краснел и извинялся.
-- Аааа я-то думаю, где я тебя сегодня видел? Ну ладно, ииизвини.
Боольше не за-заикнусь.
Заикался он так, будто сам себя передразнивал. И что интересно,
разговаривая с ним, все начинали заикаться.
-- Здо-здорово, Изя. Хочешь пирожок с по-повидлом?
-- Че-чего дразнишься? Ко-конечно, хочу. Воот здесь продают, за
уууглом.
Мало того, что Ицкерий заикался, он еще был невероятно рыжим, рыжим,
как тыква, пирожки с которой он особенно любил, но их продавали в Одессе
редко. Комплексов у него никаких не было. И заикался он, и рыжим был как-то
отчаянно весело. Даже в самые трескучие морозы ходил без шапки. Шапка на нем
горела. Это была копна волос, и ее видели издали те, кто захочет ему купить
пирожок за четыре копейки.
В те времена он входил в юношескую сборную Одессы по баскетболу и с
любого угла спортплощадки попадал мячом в корзину. Особенно на спор, на
пирожок с повидлом.
Летом тело его покрывалось миллиардами веснушек. Будто загорал он
сквозь сито , через которое сеяли муку для тех самых пирожков . Слезал
первый слой кожи , а на втором веснушек оказывалось еще больше . А уж третий
слой был одной сплошной рыжей веснушкой .
Целыми днями Изя сидел на Ланжероне , так как нигде не работал .
Отовсюду его несмотря на значок мастера спорта выгоняли.
Из института выгнали и написали " За моральное разложение". Такая
формулировка очень обидела Изю.
-- Понимаешь, -- рассказывал он мне, -- принимает ууу меня эк-экзамен
мооолодая ууучилка. Билет попался трууудный. Скажи, ну как можно заапомнить
триста кооостей ? Череп, большая берцовая, тазобедренная -- кууда ни шло . А
ведь их е-еще двести девяносто семь! "Костей, -- говорит учиха, -- вы не
знаете. Ну лааадно. Воон на стенде ииизображен орган. Чччто это та-такое?
Ответите поставлю
Уууд." Поосмотрел я, вроде знакомая штука. Но на всякий пожарный,
говорю: "Точно вам не скажу, но, кааажется, женский поооловой". Оона в
истерику. Это оооказалось ууухо в разрезе. Вот фашисты -- ухо режут. И
выыгоняют за раз-разложение. Наоборот, рааазве раазвратник перепутает?
На Ланжероне Ицкерий был как второе солнышко. Если случалось, что не
приходил он, вроде даже пасмурно было на пляже.
Сидит на песке бывало, подогнув под себя ноги, и дуется в карты целый
день. Конечно, на пирожки с повидлом. А если проигрывает, все равно голодным
не остается.
-- Пооошли, -- говорит, -- чуувихи из сто-столицы прилетели. Доочки
кааких-то начальников. Жраатва, каак в спецмаагазине.
Один Ицкерий кормиться на пляже не любит, и я иду с ним.
-- Ззздравствуйте, де-девочки, -- привычно начинает он отработанный
свой вариант. -- Приятного аааппетита!
-- Спасибо, -- смеются девчонки.
-- Ааа воот и непраавильно отвечаете, -- делается очень серьезным Изя.
-- Ааа каак нужно? -- заикаются уже девчонки.
-- Ааа нужно говорить -- куушайте, поожалуйста, с наами.
-- Пожалуйста. -- Придвигаются друг к дружке, освобождая место,
девчонки.
Изя падает на свободное место, как баба, вколачивающая сваи.
-- Неее откажемся. -- Вроде бы неохотно соглашается он и указывает мне
на место рядом. --
